Казалось Ральф тихонько рыкнул, когда камзол позволили снять, но пуговицы на рубашке приказали застегнуть.
- Слушаюсь…
Цепкие пальцы прошлись по петлям, застегивая рубашку, потому что след от холодного синего взгляда, он чувствовал прекрасно… Затем вервольф скинул камзол и сложив его перекинул через спинку плетеного кресла, усаживаясь поудобнее. Правда, фразу о том, что Деморест не давал таких указаний, он не совсем понял. Толи она относилась к тому, что его пытали в инквизиции, толи к тому, что садовник расхозяйничался в цветнике. Как и не понял поступка хозяина, заколовшего розу себе в волосы…
Странный какой то ужин, как будто бы вы в одиночестве не могли устроить себе трапезу, я то зачем?
Принесли блюда и приборы. Достаточно шикарный для двух персон, если бы не голодный Ральф. Ему пришлось сегодня перекинуться, а за последние сутки де Рей и съел разве что кусок мяса который лежал под ванной. Поэтому силы в ужине распределялись следующим образом: Ральф будет налегать на еду, восстанавливая свои силы, потому что вино на него не действует. Соответственно налегать на вино будет господин Деморест. И дай бог не до той степени, чтобы обратно тащить его на себе. Не без интереса Ральф посмотрел на присутствующую девушку, но данное ему положение обязывало быть, не иначе как бревном. За последние пол года он понял, что с прислугой проще, если она принадлежит к противоположному полу. Женщины все таки мягче, любопытнее, доверчивее. Поэтому если человек обратился в оборотня, да ещё и прошел семь кругов инквизиции, то зачем его бояться, нужно его пожалеть. Не раз Ральф хотел сказать, что лучше в домовую обслугу брать больше девушек, но разве с хозяином поспоришь. Да и девчонку, дочь кухарки он знал неплохо. Потому что именно у её матери выпрашивал мясо и прятал в своей комнате. Но сейчас де Рей молчал, будто бы родился немым. Когда мсье Анри отправил слуг прочь, напомнив им о десерте, оборотень внимательно рассматривал столовые приборы…
Чрезвычайно добры… другой бы сунул в руки серебро и приказал терпеть…
Оборотень поморщился вспоминая о том, насколько «приятным» может быть для него серебро, нехотя взял нож и вилку в руки, и принялся есть, поглощая пищу быстро, но не так отвратительно, как голодная шавка. Все же родился он не простым смертным, и хочешь не хочешь, а руки и тело помнили, как нужно управляться с приборами. Съев почти половину, он посмотрел на инквизитора.