Всепоглощающая вседозволенность, когда мягкие, чуть дрожащие губы скользят по стволу того, в ком сошлись все бесконечные смылы и теперь его погружающийся в подставленный рот член кажется истекающей лавиной пульсирующего жара, наполняющего так, что переполненный рот напоминает чашу для омовения. Струйки солоноватого сока сбегают по подбородку и тут же смазываются о тугие яйца любовника. Беспредельная, бесстыжая откровенность, когда опускающиеся на лицо раздвинутые ягодицы и запах, от которого судорога сладострастия сводит низ живота. В этом танце никаких потрясений и открытий, но пачкаясь в его сочном, терпком мужском аромате Сафир плыл словно пьянел и от конвульсивной дрожи его бросало то в жар, то в холод и покорное тело натягивалось струной от бесчинствующего раздвоенного языка, обволакивающего ствол своей распутной лаской. Альмейро пылал и ему стоило труда удерживаться чтобы не сомкнуть челюсти от разрывающего грудь крика, когда ламмас пытал его своей лаской, но вместо этого язык седого становился только более изощренным и в ответ на щекотку стрелами по промежности, Сафир надавливал лицом на скользкую от влаги мошонку Шива и терся о нее, при этом не выпуская изо рта его крепкий ствол. С губ снова слетали брызги слюны и смазки и седой впивался пальцами в тугие и гладкие ягодицы любовника и рывками вынуждал вдавливаться в искаженное страстью лицо. И стон тонул в новом глотке, а бедра взлетали над постелью, чтобы толчком вогнать собственный истекающий член в ласкающий рот ламмаса. И снова его сводящая с ума ласка и снова седой лишь смыкал зубы на узоре сосудов, оплетающих член Мастера и тут же ссасывал едва заметную отметину. Клыки же ламмаса ни разу не сомкнулись в жестком прикусе, да и сомкни он их, чтобы пить кровь из самой чувственной артерии, Альмейро бы не звуком не выразил протеста. Сейчас занятие любовью напоминало мёдовую оргию, где от ласк так раскрывалось тело, что кровавая месса не напугала бы даже мысленно.
Всхлипом судорожный выдох, когда Шива словно наездник приподнимается, давая Сафиру вздохнуть и проглотить свой сок и снова член плавно входит в рот, роняя капли в стискивающеюся глотку. И тут же до закипающих от сладкого наслаждения стыдные слезы, когда трепещущие поцелуи покрывают ствол, а дразнящее, медленное покусывание вызывает боль в пульсирующем члене и теперь по разлизанной промежности от малейшего движение прокатывается конвульсивная судорога дрожи. Так больно и так сладко, что Альмейро тяжело дыша, сводит колени, выпрашивая мгновение роздыха, а сам мягко выталкивая член любовника изо рта, оглушенный сладострастием сосет ему яйца, покусывает нежную кожицу в ритм сокрощающихся в паху мышц и снова припухшие губы принимают ствол Шива.  Кончики пальцев ласкают ягодицы ламмаса, чуть резковато трогая промежноть, и с трепетом гладя его гладкие бедра. Хочется погружаться в эту невыносимо упоительную связь, вывернуться для нее наизнанку и слиться душой и телом, чтобы замирала Вселенная от их танца над пропастью..

Если бы все существа постигли, что упоительный смысл полета может открыться когда ты занимаешься любовью и раскрываешься своему любовнику, глотая его теплую сперму, тогда бы мироздание открыло для себя, что все смыслы сводятся к единственному - только близость позволяет ощутить крылья. Сафир сливаясь с Шива в острейшем танце сладострастного наслаждения просто велся на своего Мастера, по капли отдавая ему всего себя. И чем больше он отдавал, тем сильнее чувствовал как наполняется живительной энергией любовника. Ласкающие лезвия языка по скользкой от соков мошонки, стесненное дыхание и вулкан терзающий низ живота, словно нежное перышко гладит сведенные мышца пресса. Пытка такая сладкая, что седой плавится под ламмасом, и беззвучно воет зверем, которому стянули пасть. Рот переполненный  соком Шива подставлен под ритмичные толчки твердого ствола и стон глохнет где-то  в глотке, когда в горло течет новая доза предоргазмаенной жидкости. Мягкие губы припухли от ритма, но змееуст ни на мгновение не сбавил ритм, чувствуя по бешеной пульсации сосудов и раскрытой головке и тому как сжимаются мышцы бедер любовника, что он сейчас кончит. В  ответ на эту откровенность покорно разводит колени, давая Мастеру полную власть над собой и теперь не закрыться даже мысленно. И губы смыкающийеся на члене и пальцы впившиемся в бедра, и раздвигающие их еще шире и ощущение, что совершенней подобной властности нет ничего на свете. Вздернутый за бедра маг задрожал от судорожных предоргазменных схваток и стянутые от напряжения мышцы бедер заходили ходуном, вталкивая в глотку ламмаса сочащийся член. Головка смачно упиралась в самую глубину и болью разливалось по всему телу бесконечно нетерпение, но хотелось удержаться в экстатическом оргазме все еще не выплескивая в рот любовника свое семя . Соитие было столь единородным, что Альмейро не понимал, как выдохнуть и глотая вкус своего любовника, терял связь с реальностью погружаясь в немыслимый, бешеный экстаз и изогнувшись дугой под ним, с раздвинутыми широко коленями и впуская его в себя полностью ощутил как словно разорвалась набухшая артерия и из члена в глотку Шива хлынула вязкая волна спермы. Сам же расслабляя горло большими глотками сглатывал его. Тело било сладострастной судорогой, спермы было так много, что казалось пищевод и желудок переполняются солоноватыми подтеками, и ламмас не позволяет двинуться удерживая голову коленями заставляя вцепиться соскальзывающими пальцами в его блестящие от испарины бедра, а в ответ получить впивающиеся когти в содрогающуюся в конвульсивных толчках кожу. Болевой порог был разрушен из-за невыносимой чувствительности и Альмейро оглушенный замер от сотрясающего тело краткий миг второго оргазма, когда  пронзает такая волна запредельного наслаждения, что пылающее тело словно раздирают калеными щипцами, смыкая на каждой клеточки самых чувственных зон бесконечно полыхающие лапы раскаленного металла. Бисером растекался пот по лбу и вискам, смачивая седую гриву влагой и мужчина медленно закрывал глаза, погружаясь в пучину истомы. Сил оставалась только чтобы проглатывать слюну с вкусом свого Мастера и оседать под ним, как мягкий и роскошный бархат, расстеленный чтобы на нем было уютнее, чем в утробе матери.