Вот так сильные мира сего его и бросили. Уже перекинувшись, Тиль ощутил, что мыслит куда более расчетливо, чем прежде. Но как же ему было жутко. Нет, кто бы мог подумать, по змеям и не видно, что им страшно туда-сюда ползать. Или это он какая-то неправильная змея? Вот уж Дракон к этому ближе, чем леопард. У него, стало быть, и стоит спросить.
Отперев двери, Тиль огляделся и заполз туда, где некоторое время назад восседал в кресле боком, болтая ногами. Ногами! Вот сейчас же у него их как раз и не было. Его тело опять сияло подобно золоту на солнечном свету, хотя прямого света и не было, не слепило, но сияло внутренним заметным свечением, и это не было метафорой, он просто изнутри светился всей поверхностью своего видоизменённого тела.
Теперь вместо ног у эльфа был хвост. Длинный змеиный хвост, только вот золотой, в едва отличимых охристых узорчатых линиях, сияющий и гибкий, все чешуйки прилегали плотно и были нежными наощупь, как бывает у только сбросившей старую кожу змеи. На конце хвоста пока без дела ехала "погремушка". Всё, что было выше хвоста, поменяло оттенок на золотой, между пальцев образовались перепонки, заканчивающиеся у сгиба между первой и второй фалангами. Под ногтями, порядочно истончившимися, зеленела травянисто-яркая кайма, Тиль как-то сразу догадался, что это яд, хотя аналогов его в таких местах у настоящих змей нету, у них и с пальцами-то напряжёнка.
Весь его торс, руки и голова в принципе почти не изменились. Только оттенок стал золотым да ещё нежность перламутрового отлива, словно кожа его была тоньше, чем можно ожидать. А вот в отличие от зараженных ликантропией змеиного вида людей, нежнее она не стала. Уже некуда было нежнее, если ты эльф.
Глаза Тиля стали более миндалевидными, больше места занимали на заострившемся лице, и белков у них не наблюдалось, они полностью были - тёмный гречишный мёд с тонкими вертикальными полосками зрачков. Уши остались острыми, но чуть поменялись, походя на драконьи, в три изящно изогнутых линии, заканчивающихся острыми краешками. Они плотно прилегали к голове. А сама голова не полысела, хотя Тиль что-то такое успел в процессе превращения предположить. Однако волосы на голове после превращения не стали моментально сухими, как было с шерстью леопарда. Они прилегали к голове, словно кто-то заботливо зачесал их назад Тилю после водных процедур. Ощущать влажную их тяжесть на перламутрово-золотой спине Тилю не понравилось. И потому он стал, задумчиво озираясь (прежде ему в тепловом спектре не удавалось видеть мир), заплетать себе косу. Тонкими, покрытыми похожим на тот что бы на хвосте, узором пальцами он орудовал с непривычки не очень ловко, потому действовать надо было неспешно. Сообразив, что ног-то у него нет, Тиль задумался, а что же осталось от нижней части его тела? И после верчения головой (а, надо заметить, вертелась она куда дальше, чем было у него в обычной его форме), оборотень пришёл к выводу, что хвост у него идёт плавным переходом от бёдер, не расходящимся более на две ноги. Сзади остались теперь перламутром сверкающие округлости ягодиц, сразу после оных начинался хвост, а спереди чуть начинался намёк на пах и уже шёл хвост, но Тиль-то смог почувствовать, что в виде змея у него не отвалилось его мужское достоинство, просто теперь оно было прикрыто кожаным плотно прилегающим мешочком. Покачав головой, эльф вздохнул:
- Я - зверинец на выезде в одном лице, - но лицо его сияло удовольствием. Ещё бы! Такое приключение!
